О камнях и учении, о весне и вязании

В прошлые выходные в Горном институте СФУ проходила краевая геологическая олимпиада, сын занял второе место по дисциплине "Петрография" в своей возрастной категории, мы этому событию рады безмерно!

Петрография - это наука о горных породах. Это нам кажется что вокруг просто камни, а есть оказывается целая наука!  И перспективная наука, скажу я вам. Норильский никель со школьной скамьи кадры себе подбирает.
По моему, жгучий интерес к камням у всех мальчишек с детства проявляется. Наш стал интересоваться булыжниками (с научной точки, а не с точки кидания) после посещения музея в Слюдянке, когда мы ездили на Байкал. Потом были путешествия в кварцитный карьер в Карелии и по горным долинам Ергаки

Интерес к камням и горам легко поддерживать, когда из твоих окон виден Торгашинский хребет, с его удивительной Аркой и в любое воскресенье можно сходить на Столбы.

О наших путешествиях и экскурсиях можно почитать на закладке Путешествия и экскурсии

А пока ребенок изучает энциклопедии и ходит на занятия по геологии, я тоже приобщилась к миру минералов, читаю книжку по драгоценные камни и украшения. Несколько кулонов и сережек я покупала на выставке "Миры самоцветов", они недорогие и вносят разнообразие в гардероб.

Связала весеннюю детскую шапочку. Пряжа 50 гр, хватило до последнего хвостика. Узор придуманный: из накидов и убавок:

Розовую шапку связала дома, сидя на диване. А вот этот беретик я связала в пустынных коридорах горного института. Во время олимпиады кроме трех преподавателей, которые также как и я ждали своих детей, в коридорах было пустынно. Мы уже третий раз участвуем, и я знаю что придется два-три часа подпирать стенку. Вот и решила не упускать драгоценное время, а попробовать новую схемку. 

К вечеру обновка готова, можно выгуливать. Этой фотографией опять протестирую свою галерею Читаю и вяжу.

Читаю повесть Виктора Астафьева "Последний поклон". Книгу можно читать и перечитывать, не надоест. Писатель родился 1 мая в поселке Овсянка, на берегах реки Маны, которая впадает в Енисей, это рядом с Красноярском. Я писала о нашем посещении музея в Овсянке.  Хочу предложить вам небольшой отрывок из повести "Последний поклон". Эпизод про весенний лед на Мане и маленького мальчика, воспитываемого бабушкой. Фотографии прошлых лет, но в окресностях Маны, и вокруг тает снег.

 Греет солнце, дымится и рассыпается лед звонкими, прозрачными сосульками  -  очень соблазнительное  и  опасное ребячье  это  лакомство.

Левонтьевские орлы, мушковская  шпана голопупом  высыпали на реку, хрумкают сосульки, будто морковки, даже девчонки тетки Авдотьи хрумкают.  Я уж совсем дохлый, что ли?  Тоже хрумкаю  лед. Сладко. Зубы ломит, брюхо жгет, в кишках колется.

"Ништя-а-ак!" --  кричу на всю реку. Но к вечеру не только кричать -- даже шептать не получается.

Бабушка сдопросом:

-- Леду нажрался?

-- Сахсем немного.

-- Чего сахсем?-- наклоняется ко  мне  бабушка и, чтоб лучше слышать, сдвигает платок с уха.

--  Са-ахсем м-мале-енько.  --  Бабушка не понимает,  глядит  на меня

какое-то  время  остолбенело, затем  осторожно  прикладывает руку  тыльной стороной к моему лбу и со стоном вскрикивает:

-- Да тошно мне, тошнехонько!  Он опять лед жрал! Са-ахсем  маленько! Вот

тебе  сахсем маленько! Вот тебе сахсем маленько! 

Бабушка лупит меня куда попало  и  в ту же пору готовит  компресс с горячей солью иль золой,  греет молоко, высказываясь, что  все-таки  я сведу  ее в  могилу и сам  туда же отправлюсь. И  снова, в который уж  раз  ее осеняет: это левонтьевские  орлы подбили меня сосать лед, они да мушковские каторжанцы чему угодно научат. --

Имя чё? -- гремит бабушка. -- У их глотки лужЕныя, брюхи наточиле верченые, нутренность вся к  худой  пишше приучена! А  этот соколик! Он  же на ветер глянет, и у ево нутро вянет. Он же порченый, мамой неженай, дедом балованай, он  же слова непонимат! --  Хлобысь со  всего маху болезного.  Я  добавляю голоса. Хлобысь еще, но уж помягче, посдержанней. Я  к голосу стон прибавляю и умирающе толкую бабушке, что я хворый и  бить меня не по-божески. Бабушка еще разок мне влепила, за пререканье.

Ну  вот, три дня из  дому невыпускали,  и  за это время  мир  совсем переменился. Прошли первые дожди, промыло траву, прах весь  зимний и плесень с земли  снесло.  Ярче все  сделалось.  праздничней. На реке тоже  большие перемены. Коренная вода поднимается, рушит горы  льда, смывает их с берегов. С  усталым  исходным шорохом сыплются, звенят,  сползают в воду  никому  не нужные, старчески усталые льдины, плывут, разваливаясь находу.

Первые  отчаюги-рыбаки лезут  с удочками и  животниками-закидушками  в

прораны льда. Первое стадо выгнали за село, на жидкую  еще и низкую траву --освежиться, выветрить с ожи  отмершую  шерсть. Распределились  скворцы по новым квартирам, дружно налетают на шакалящих по скворечникам ворон. Долго и высоко гонят сокола стаей подальше от села, за реку,  в скалы, деревенские дружные  пташки.  Утихают малые, недолговечные ручейки,  но  шибче ярятся, несутся  с гор  наши речки-работницы  -- там, в тайге,  в  белогорье самое половодье.  Вода  в речках все еще срыжа, но преющими снегами высветляет их, вживляет светлые струи в крутую воду, и на снеговицу,  на бодрящий ее  холод идет упрямая рыба -- хариус, ленок. 

Ксенофонт-бобыль,подлечившись, встав на ноги, ушел по Большой  Слизневке с удочкой. Думали, пропал, но  он явился в клещах, исцарапанный, возле костров обожженный,  только глаза одни из бороды

сверкают. Рыбу из ведра на пол наших сенок высыпал.

     -- Ну, Катерина,весна-а-а-а! Ну, воды! Ну, птицы! А цвету, цвету! Горы

кипят!

     -- Перед погибелью, не иначе.

     -- Да ну тебя! Все клюкушествуешь, как Витька говорит.

     -- Ты хоть его втайгу не смани. Он и так тут чуть не сдох.

     -- Закалятца!

     -- И я с им закаляюсь. Ишшо пойдеш бродяжить?

     -- А как же? Ради чего и жить?

     -- Стародубу мне нарви. В Слизневке  стародуб лохматый, церквей пахнет.

     -- Ладно. А ты мне хлеба испеки.

     -- Да завела уж квашонку. Куда тебя, окаянного, деваш?

     Ксенофонт-бобыль покашливает, посмеивается и кричит со двора:

     -- Эй,  анчихрист! Как  поправисся,  в тайгу возьму. -- Это он бабушку

поддразнивает, мал я еще в тайгу-то идти, да к тому же весеннюю, простудную.

Но как подрасту...

     Сердце  мое, башка  моя  сладко грезят  о  будущих походах,  соками,

брожением весны возбужден и затуманен мой малый разум.

***

Желаю всем хороших книг!